Смысл истории обретается вместе с уверенностью, что происходящие на поверхности социальной действительности процессы не исчерпывают исторической логики. В то же время история не должна выступать в роли старого Рока античности, свидетельствующего о бренности всех человеческих свершений, но не дающего чувства смысла. Основания истории столь же трансцендентны как и основания морали: и та, и другая противостоят очевидностям повседневного опыта, согласно которому сильные побеждают слабых, а неразборчивое в средствах зло - непрактичную добродетель.
И мораль и история существуют в качестве источника таинственного парадокса: сильным, в самом деле, приходится убеждаться в непрочности своих завоеваний и побед, а порочным циникам -в том, что презираемая ими мораль мстит за себя если не материальным, то духовным банкротством. История как диалектика возвышения и падения выступает опорой человеческого достоинства потерпевших и данным им обетованием. В этом смысле, жизнь вне Истории - то же, что жизнь вне морали: она лишает человечности и достоинства и сильных мира сего, перестающих стесняться, и «нищих духом», обреченных пресмыкаться без веры и надежды.
Но, по меньшей мере, неразумно пренебрегать уроками прежнего историцизма и по части его отношений с повседневностью, и по части изъянов исторической мстительности. И, конечно, важнейший из уроков историзма касается соотношения предопределения, свободы и ответственности.
Одной из первых проблем историзма является его соотношение с повседневностью. Чтобы история преподносила нам меньше трагических сюрпризов, надо по возможности сокращать разрыв между Большой историей и малой повседневностью. Нам не дано сделать исторический процесс прозрачным для нашего обыденного сознания. Но все же, чем глубже наша интуиция относительно прав на историю именно потерпевших и униженных, тем меньше вероятность того, что история окажется роком, перечеркивающим достижения преуспевших.
Словом, чтобы снизить вероятность апокалиптической революции, необходима перманентная революция повседневности, постоянно корректирующая поведение сильных по отношению к слабым, вместо того чтобы дожидаться, когда накопленные деформации породят взрыв.
Мы видим, что со времени эсхатологического прозрения, связанного с иудаистской апокалиптикой, оказались противопоставленными друг другу два типа социального бытия: жизнь в повседневности, лишенная больших исторических предчувствий, и жизнь, спроектированная на Историю. Если иметь в виду гетерогенные начала, на которых базируется западная цивилизация, то первый тип можно обозначить как эллинский, второй - как иудаистский.
Соответствующие начала много раз сталкивались в истории Европы, придавая ей напряженно-драматический, прерывистый характер. При этом эллинистический тип бытия в мире основан на здравом смысле, иудаистский - на великом учении. Первый является достоянием индивидуального обыденного сознания, второй - коллективной веры, имеющей к тому же эзотерический характер, адресованный посвященным (с возникновением христианства).
После драматической интермедии, связанной с полемикой между христианским иррационалистом Тертуллианом и христианами адептами греческого Логоса, в Европе на тысячу лет утвердилась концепция истолковываемой (не противоразумной, но лишь сверхразумной) Божественной воли. Христианство, вышедшее из рук средневековых богословов, получило статус великого папистского учения, которым безраздельно владеет Церковь как институт, дарующий спасение.
В средневековой картине мира христиане выступают в коллективной ипостаси богоспасаемого народа, противопоставленного всем остальным. Церковь, установившая сугубо институциональный путь к Богу, объявила: пути к спасению известны, но только ей - вне Церкви - любое душеспасательное усердие бессмысленно. Таким образом, три важнейших принципа иудаистской апокалиптики - принципы единой коллективной судьбы, коллективной веры и коллективного завета (договора) - оказались воспроизведенными средневековой христианской Европой.
Презумпция общинного бытия тем самым относится не только к традиционалистскому, патриархальному укладу жизни, но обретает характер духовно-религиозного решения. Эллинистические принципы индивидуальной судьбы, здравого смысла и погружения в повседневность оказались существенно потесненными, альтернативными иудаистскими. Иудаизм оказался тем «внутренним Востоком» Европы, который образует особый полюс духовно-экзистенциального притяжения, противоположный западному.
Новое резкое смещение полюсов за счет очередной перегруппировки эллино-иудаистских начал произошло в эпоху Реформации. Принципу единого коллективного пути спасения Лютер противопоставил индивидуальный путь спасения, основанный на непосредственной, внеинституциональной встрече верующего с Богом. Лютер отверг гарантии спасения, связанные, во-первых, с богословскими теоретическими испрашиваниями Божьей воли, во-вторых, с коллективистскими ритуалами церкви.
Волю Господа он объявил в принципе неистолковываемой и непознаваемой и таким образом перед лицом непроницаемой тайны последнего уравнял неграмотного пастуха и всех вместе взятых докторов богословия. Спасение стало индивидуальным делом, причем - в контексте повседневности, ибо всякий иной контекст, связанный с эзотерикой церковных таинств был решительно отвергнут- так Лютер фактически уничтожил церковную общину и на свой лад реставрировал индивидный эллинистический принцип.
М. Вебер показал, что тем самым были заложены основы духа капитализма - индивидуального предпринимательского усердия или «оправдания делами». Здесь уместно добавить, что Лютер заложил и основы западной политической демократии: принцип индивидуальной суверенной воли и примат обыденного здравомыслия над великими учениями.
В самом деле, сравним демократическую практику выборности власти в случае, если воля Истории (в форме познанных законов) является постигаемой и это сакрально-эзотерическое знание принадлежит тому или иному авангарду, и в случае ее протестантской трактовки как в принципе непознаваемой и тем самым обрекающей всех нас на «равенство в незнании». Ясно, что в последнем случае высшим арбитром выступают рядовые граждане, которые выбирают тех или иных претендентов на власть, среди поневоле равных перед лицом истории, одинаково не ведающих ее воли и финала.
В первом случае ситуация принципиально иная: если, например, среди претендентов на власть оказывается авангард, через великое учение постигший волю самой Истории, то он получает особые, по сравнению не только с остальными претендентами, но и с самими избирателями права. В самом деле, может ли партия, лучше знающая высшие интересы народа, чем сам народ, уступать неразумной воли избирателей, даже если они дружно проголосовали против нее?
Вероятно, ее долг в этом случае состоит в том, чтобы любой ценой заполучить власть и повести народ к ей одной известной великой цели. Таким образом, мы сталкиваемся с двумя типами политической легитимности: демократическим, связанным с волеизъявлением избирателей, и идеократическим, связанным с эзотерикой высшего исторического знания. Не случайно политическая демократия лучше приживается в странах, переживших Реформацию и потому не склонных за обыденной политической волей отыскивать знаки высшей исторической воли.
После Реформации Запад резко усилил свое эллинистическое начало за счет иудаистского. В результате его общественное самосознание базируется на следующих постулатах:
Народ представляет собой простую сумму автономных индивидов;
Нет инстанции, олицетворяющей действительность общего коллективного интереса, последний представляет собой простую суммy индивидуальных интересов;
Общественная жизнь не имеет ничего общего с традиционной метафизикой, противопоставляющей эмпирическим явлениям скрытую историческую сущность: история есть не что иное, как длящаяся повседневность.
Если два первых принципа использовались в старом философском споре между номиналистами и реалистами, то последний - в полемике бихевиоризма с когнитивизмом. Восторжествовавшая после Реформации номиналистическая презумпция Запада положила начало разорванности между его историческим самосознанием и реальной цивилизационной идентичностью. Дело в том, что базе номиналистического принципа вообще невозможно сформулировать такие относящиеся к коллективному бытию понятия, как «национальный интерес», «национальная идентичность», «национальные цели» и «национальные приоритеты».
Этот феномен превращенного сознания, не отдающего себе отчета в собственных мотивациях, особенно часто встречается в США - стране, не обремененной большой исторической традицией. Представители американской общественно-политической науки, равно как и дипломатии, неустанно подчеркивают, что единственной заботой их страны является соблюдение прав человека во всем мире, а то, что способно поставить под вопрос приоритеты личности, должно быть пересмотрено и в конечном счете отброшено.
Под подозрение ставятся такие «архаичные» сущности, как патриотизм, национальный суверенитет, традиции и, в конечном счете, все культурные ценности, не укладывающиеся в рамки эмпирически трактуемого индивидуального блага. Идеалом недалекого будущего объявляется мир, понимаемый как космополитическое гражданское общество, в котором устойчивым групповым признакам любого типа практически не будет места, и станет господствовать принцип индивидуального самоопределения.
Однако при этом США вовсе не изъявляют стремления к отказу от таких ценностей, как американский национальный интерес, национальная безопасность и проч. Между самосознанием и реальной практикой возникает разрыв, спровоцированный психоаналитической репрессией либерального идеологического сознания, заставляющего прятать от света, загонять в подсознание реальные коллективные цели.
Однако возникают два сакраментальных вопроса:
а) в самом ли деле западный мир целиком перешел из коллективистской вселенной, основанной на принципах философского «реализма», в индивидуалистическо-номиналистическую вселенную, в которой никаким коллективным сущностям нет места?
б) готов ли незападный мир покинуть вселенную великих коллективных сущностей - основу групповой идентичности в широком смысле слова, - и какую цену за это предстоит уплатить ему самому и всеми остальному человечеству?
На первый вопрос в значительной мере ответило когнитивистское направление в социальной психологии. В отличие от бихевиористов, видящих в обществе сумму индивидов-атомов, когнитивисты обратили внимание на механизмы идентификации-оппозиции, свойственные нашему сознанию. Наряду с «Я», человеку свойственно говорить и «Мы» - идентифицировать себя с теми или иными группами.
Г. Тэджфел и Дж. Тэрнер определяют группу как «совокупность индивидов, которые воспринимают себя как членов одной и той же социальной категории, разделяют эмоциональные последствия этого самоопределения и достигают некоторой степени согласованности в оценке группы и их членства в ней»*.
* Цит. по: Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие. Социально-психологические проблемы. М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 23
Человеку присуще осуществлять процедуру категоризации, деля окружающий социальный мир на «свой» и «чужой» с помощью категорий «Мы» и «Они». Таким образом, наряду с «холодной» картиной мира, состоящей из изолированных индивидов, связанных прагматическими отношениями обмена, мы получаем «теплую» картину сообществ, в которых люди связаны эмоциональным и ценностным образом.
И если издержки первой картины мира связаны с потерями всего того, что не совпадает с утилитарно понимаемым индивидуалистическим интересом, то издержки второй предопределены тем, что сплоченность «Мы» покупается ценой отчуждения в отношении тех, кого зовут «Они». Лабораторные эксперименты когнитивистской школы доказали, что «предмет спора вообще может не отражать реальных жизненных проблем, а приобретать значимость только с позиции поиска дифференциации между группами».
Презумпция доверия (фаворитизм) в отношении членов своей группы обретается ценой противоположной презумпции в отношении других. Бихевиоризм и когнитивизм в терминах социальной психологии подтвердили различие двух принципов, получивших в политологии название «демократии свободы» и «демократии равенства». С точки зрения демократии свободы, социальная справедливость трактуется как равенство стартовых условий. Она ориентирует на индивидный способ самосознания и самоопределения, подтверждающийся тогда, когда между групповой принадлежностью индивида и его индивидуальной карьерой явно не наблюдается корреляции.
Напротив, если социальный опыт убеждает людей в том, что и возможности и перспективы связаны не столько с индивидуальными: усилиями и способностями, сколько с их социальным происхождением и групповой принадлежностью, то утверждается альтернативное, когнитивистское видение коллективной судьбы и коллективной идентичности. Это нашло подтверждение в лабораторных экспериментах.
Так, сравнивая восприятие двух команд, одна из которых вел игру с положительной суммой, а другая - с нулевой (выигрыш одних означает проигрыш других), обнаружили, что в первом случае поведение каждого участника больше оценивается в терминах индивидуальной достижительной морали, во втором - в терминах групповой идентичности и связанных с нею фаворитизма (в отношении своих) и дефаворитизма (в отношении чужих).
Эта же закономерность наблюдалась при сопоставлении ситуации, когда правила игры были ясными и недвусмысленными, а судьи - подчеркнуто объективными, и ситуации, когда эти принципы нарушались. В последнем случае потерпевшая команда демонстрировала особо высокие показатели идентификации и внутригруппового фаворитизма. Сознание проигравших выдавало знакомую нам архаику изгойства-избранничества: выигрыш той стороны связывался с их беспринципностью и несправедливостью, а собственное положение оценивалось в терминах поруганной добродетели.
Все это означает, что диалектика изгойства-избранничества, заявленная в истории с библейских времен, вовсе не относится к палеонтологии сознания: она способна воспроизводиться во всех тех случаях, когда наблюдается корреляция между групповой принадлежностью и индивидуальной судьбой. Причем победители склонны преуменьшать соответствующую корреляцию, приписывая успех индивидуальным качествам преуспевших, тогда как побежденные, напротив, демонстрируют изощренную манихейскую проницательность, вскрывая групповые подтексты успеха и неуспеха.
Групповая сплоченность и идентичность у систематически проигрывающих оказывается, как правило, выше, чем у фаворитов, склонных индивидуализировать свои успехи: «Именно группы-аутсайдеры, т.е. именно те группы, которые терпели постоянную неудачу, демонстрируют наивысший внутригрупповой фаворитизм как в стратегиях межгруппового взаимодействия, так и плоскости межгруппового восприятия».
Таким образом, самосознание, близкое восприятию «избранного народа», оказывается типичным для определенных ситуаций и закономерно воспроизводится в условиях более или менее явной групповой дискриминации. С этой точки зрения историческую логику развития западной цивилизации, исповедующей индивидный принцип, в целом можно описать как стремление к систематическому уменьшению зависимости между групповой принадлежностью (стартовыми условиями) и индивидуальной судьбой. В области экономики к ним относятся меры, связанные с правовыми гарантиями собственности, антимонопольным законодательством и другими усилиями, направленными на поддержание духа индивидуальной соревновательности достижительной морали.
В политическом измерении к ним относятся меры, направленные на распространение всеобщего избирательного права, постепенное упразднение различных дискриминационных цензов, укрепление механизмов представительства и самозащиты социально отставших. Как только подобные меры обнаруживали свою недостаточность и непоследовательность, в сознании определенных слоев на Западе активизировался противоположный, восточный принцип единой коллективной судьбы. Причем, если индивидный принцип связан с самоосуществлением в настоящем, в повседневности, то принцип коллективного самоутверждения, как правило, связан с проекцией групповых надежд на Большую Историю.
Марксисты работали как «восточная» партия на Западе не столько в смысле своих геополитических ориентаций, сколько в смысле приверженности принципу единой коллективной судьбы. Не случайно марксистская теория так настойчиво внушала, что буржуазная цивилизация основана на игре с нулевой суммой, когда выигрыш верхов однозначно предопределяет проигрыш низов.
Для философии истории в высшей степени интересен вопрос о том, не связаны ли сами принципы индивидуальной достижительности и единой коллективной судьбы отношениями «нулевой суммы»? Иными словами, не самоутверждается ли Запад как цивилизация индивидуальной достижительности и морали успеха в той самой мере, в какой Восток отбрасывается в гетто? В самом ли деле капитализм положил конец «играм с нулевой суммой» и изобрел «вечный двигатель» в области производства богатства? Или продолжает действовать старый закон «сохранения энергии», связанный с диалектикой прибытия-убытия?
По мнению И. Валлерстайна: «по мере того как мы будем уходить от ущемления прав внутри государства, под угрозой окажется равноправие на мировом уровне. Возможно, что впервые в истории Америка перестанет быть полурабской и полусвободной. В то же время весь остальной мир окажется в еще более выраженной форме поделен на свободную и рабскую половины... Если Соединенные Штаты выглядели притягательными в XIX веке и еще более притягательными в послевоенный период, вдумайтесь, как они будут выглядеть в глазах людей в XXI веке, при условии, что мое двойное представление о достаточно зажиточной, высокоэгалитарной стране и при этом глубоко поляризованной миросистеме окажется верным»*.
* Валлерстайн И. Америка и мир: сегодня, вчера и завтра. // Свободная мысль. 1995. № 4. С. 75.
Итоги холодной войны в значительной мере подтверждают этот вывод И. Валлерстайна. Постсоциалистический мир, отброшенный назад, в пучину нищеты и неслыханной социальной поляризации, в то же время оказался спонсором богатого Запада, ежегодно получающего в виде вывоза капитала многие десятки миллиардов долларов. Но если возрастающая социальная стабильность Запада покупается ценой растущей нестабильности на Востоке, то это готовит новое столкновение Повседневности с Историей и новое посрамление адептов «конца истории».
В истории, написанной с классовых позиций, вырисовывалась картина объединения аутсайдеров Запада с аутсайдерами Востока. Но коль скоро в своих играх обмена с Востоком Запад все больше преуспевает как социально однородное общество «единого среднего класса», то история борьбы классов может превратиться в историю борьбы цивилизаций Востока и Запада. Ввиду такой перспективы Запад стремится к ослаблению коллективной идентичности Востока. Этому служат игры в вестернизацию, разумеется, не с целью перераспределения прибыли в пользу Востока, а с целью культурного и нравственного его разложения и раскола, с целью разделить западническую элиту и изгойскую туземную массу.
Но конструктивная альтернатива лежит в другой плоскости. Чтобы избежать мирового манихейского дуализма, Западу предстоит в новой форме воскресить свой «внутренний Восток». Прежде в эпоху пролетарских революций, он был представлен красными радикалами. Сегодня, в эпоху духовных реформации, он, по-видимому, будет представлен носителями «революции сознания». Чем больше последние преуспеют в своей деятельности, связанной с ценностной переориентацией Запада, тем более вероятно, что вступление мира в грядущую восточническую фазу произойдет без крупных катаклизмов, при растущем взаимопонимании Запада и Востока.
Роль «внутреннего Востока» на Западе издавна выполняла культура. Культурные ценности и культурное творчество органически связаны с коллективной идентичностью, с презумпциями надиндивидуального блага. С мотивационной структурой, базирующейся на утилитарной морали успеха, в культуре делать нечего. Показательно, что осуществляемая после 1945 г. американизация Западной Европы привела к заметному оскудению ее культурного поля.
Если постиндустриальный сдвиг требует активизации всех отраслей духовного производства и его нового доминирования в качестве основы и источника социальных практик, то сам этот сдвиг говорит в пользу активизации когнитивных презумпций, связанных с коллективной идентичностью. Здесь именно Восток выступает референтной группой. На протяжении XX в. восточное начало дважды мощно вторгалось во внутреннюю жизнь Запада. Сначала - в виде требований «социального государства», корректирующего социал-дарвинизм и атомистическую мораль успеха. Затем - в виде импульсов духовной реформации, а также социокультурных предпосылок постиндустриального сдвига.
Вопрос о перспективах духовного производства в значительной мере связан со степенью соотносительности мотивации духовного творчества с мотивацией христианской сострадательности и порожденными ею историческими парадоксами. Вправе ли мы оживать поворотов в культуре и культурном творчестве, сопряженных с переходом от прометеевой завоевательной гордыни к коэволюционным установкам диалога, нового усыновления человека в Космосе?
Мы привыкли полагать, что творчество есть дерзание и в этом смысле соответствует мироустроительным установкам западного модерна. Является ли установка эгоистического возвеличения окончательным выбором творческой культуры? Каким культурно-творческим потенциалом может обладать другая, христианская по происхождению установка?
Апостол Павел писал: «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира, и уничиженное, и ничего не значащее избрал Бог чтобы упразднить значащее...» (Кор. 1, 27-29).
Как соотносятся парадоксы культурного творчества с теми парадоксами, о которых говорит апостол Павел? Вправе ли мы ожидать, что приоритетное значение в творческих усилиях будущих поколений получат не мотивы преобразования и покорения мира, а мотивы защиты, сбережения, «жаления»?
Едва ли мотивация защиты и сбережения окажется менее вдохновительной в творческом плане, чем прежние завоевательные мотивации. И в плане происхождения, и в плане современной цивилизационной географии новая мотивация свойственна, скорее, Востоку, нежели Западу. Во всяком случае, предположение, что перед лицом грозных глобальных проблем мировая социальная практика повернет от Запада к Востоку, от модерна к реформационной аскезе, а практика культурного творчества будет по-прежнему развертываться в духе устремлений модерна, лишено смысла.
Активизация цивилизационных начал внутреннего Востока требуется Западу для того, чтобы постиндустриальный сдвиг не завершился экстенсивным развитием технической цивилизации. Чем больше «внутреннего Востока» окажется на Западе, тем вероятнее перспектива формирования единого, планетарного постиндустриального общества, а вместе с ним - и единой исторической судьбы человечества.
Раздел II
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ШКОЛЫ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ
«Разным народам предназначено
раскрывать разные стороны истины.
Но всякое постижение истины по существу сверхнациональное и сверхрасовое».
Н.А. Бердяев
Глава 1
НЕМЕЦКАЯ ШКОЛА ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОССУДАРСТВЕННОЕ
БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
«САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ТЕХНОЛОГИИ И ДИЗАЙНА»
Сборник работ Карла Ясперса. Смысл и назначение истории как выражение его историко-философских взглядов.
Выполнила студентка
1 курс 1ДДА1
Дементьева Альбина Владиславовна
Проверил
Левин Герман Михайлович
Санкт-Петербург 2015
ВВЕДЕНИЕ …………………………………………………………3
ГЛАВА1. Истоки истории и ее смысл ………………………….5
§ 1 «Осевое время» как начало начал …………………………5
§ 2 «Историческое» и «историчное» в философии Ясперса 11
§ 3 Противоречия в концепции Ясперса ……………………15
ГЛАВА 2. Некоторые положения экзистенциальной концепции Ясперса ……………………………………………………………16
ГЛАВА 3. Философская вера ……………………………….…18
§ 1 Постановка проблемы нигилизма в философии Ясперса 18
§ 2Понятие и смысл философской веры как возможное решение проблемы нигилизма …………………………………19
ЗАКЛЮЧЕНИЕ …………………………………………………21
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ………………………………………23
ВВЕДЕНИЕ
Термин "философия истории" был введен Вольтером и охватывал совокупность философских рассуждений о всемирной истории без специального философско-теоретического обоснования их необходимости и правомерности.
Современная философия истории – это относительно самостоятельная область философского знания, которая посвящена осмыслению качественного своеобразия развития общества в его отличии от природы. Философия истории рассматривает несколько важнейших проблем:
* направленность и смысл истории,
* методологические подходы к типологизации общества,
* критерии периодизации истории,
* критерии прогресса исторического процесса.
Приступая к рассмотрению этих проблем, обратим внимание на то, что в философии истории нет единства мнений ни по одному из названных выше вопросов. Точки зрения различны настолько, что, скорее, они противоположны, а не дополняют друг друга. Так, некоторые философы признают исторические законы, другие – их отрицают. Ряд философов считает, что у истории есть смысл, другие же считают, что смысла у истории нет и быть не может. Благодаря каким движущим силам совершается исторический процесс? И на этот вопрос разные философы дают самые различные ответы.
В первой половине ХХ века – время появления идей экзистенциализма, субъективно-идеалистического направления в философии появился подход, который стремился увязать смысл истории с целью и смыслом существования человека. Немецкий экзистенциалист К.Ясперс, которому принадлежит серьезная разработка смысла и назначения истории, человеческую сущность усматривает в свободе, которая проявляется в свободной реализации духовных сил человека.
Большая часть современных философов считает, что у исторического процесса нет и не может быть цели. Цель ставит перед собой и обществом человек. В соответствии с этой целью он определяет и смысл истории.
Ясперс в своей работе предложил своеобразную концепцию исторического развития человечества.
К.Ясперс (1883-1969) – выдающийся немецкий философ. Вместе с М.Хайдеггером он – основоположник, или один из основоположников, экзистенциализма, влиятельнейшего течения философской мысли. Философский экзистенциализм К.Ясперса мало известен у нас в стране, между тем Ясперса, расцвет творчества которого пришелся на 30-40 гг. ХХ века, можно с полным правом назвать одним из духовных лидеров Германии и Западной Европы тех лет. Темой ясперсовской философии стали человек и история как изначальное измерение человеческого бытия и философия как способ свободного размышления, постижения человеческого и исторического в его индивидуальности и неповторимости. В чем же суть, главный смысл философских воззрений Ясперса? Через все произведения Ясперса красной нитью проходит одна, главная мысль: как спасти цивилизацию, культуру, человечество, как противостоять тоталитаризму, угрозе войны, культурному, духовному упадку, как возродить гуманизм, обрести свободу, духовную самостоятельность, как остаться, как стать Человеком. И особую роль в этом процессе Ясперс отводит философии. Именно философия с помощью философской веры должна и может служить противоядием против всех утопий, против фанатизма, нетерпимости, всего того, что разрушает нравственные и культурные традиции и ценности. Именно философия должна способствовать утверждению в межчеловеческих отношениях (как в личностных, так и международных) духа взаимопонимания, братства и любви. Но это должна быть иная, не прежняя «университетская философия». Ясперс трактует философию как духовное устремление, отличное от науки, он доказывает, что философия – не частный род умственной деятельности, не специальность, а непосредственное духовное действование, захватывающее всего человека. Что привлекает в философии Ясперса? Как отмечалось чуть ранее, это прежде всего особое внимание к человеку, как субъекту исторического творчества, исследованию его уникальности. Это новые штрихи в осознании относительной самостоятельности духовного мира человека. Это новые подходы к пониманию исторического сознания, а вернее исторического самосознания, когда утверждается, что только переработанные знания о прошлом, как бы прошедшие через призму человеческой личности могут «подсвечивать» ее изнутри и позволяют лучше разобраться в современных ситуациях. Отправной пункт философии – человеческое бытие, которое является в первую очередь существованием, внешним бытием человека. Можно сказать, что существование – это человек в его повседневной жизни. Существование представляет собой бытие, проявляющееся в «ситуациях». Это означает, что я нахожусь всегда в ситуациях, которые я не создала, и которых я не желала. Ясперс для этого использует понятие «пограничной ситуации случая». Случайным является мое рождение в данное время, в среде данного народа и от данных родителей. Другими словами, мое существование находится постоянно во власти случая. Случай является той границей, которая суживает, определяя саму жизнь. Жизни хотелось бы быть всеобщей, бесконечной, она хотела бы располагать бесконечным изобилием и бесконечными возможностями. Однако случай хочет того, чтобы я в качестве эмпирического бытия всегда находилась в определенной ситуации и из этих рамок, определенных случаем, эмпирическое бытие никогда не может освободиться.
Глава 1 Истоки истории и ее смысл
§1 «Осевое время» как начало начал
Ясперс излагает свои взгляды на общие закономерности, которые характеризовали развитие человечества на протяжении тех 5 тысяч лет, которые охватываются понятием история (то есть относительно которых
мы имеем письменные свидетельства).
Этот временной промежуток, по мнению философа – лишь короткий миг между неизвестными истоками и так же неизвестным прошлым. Тем не менее, его можно структуризировать, выделить в нем определенные этапы, а также тенденции развития, на основе которых можно будет выработать гипотезы относительно будущего человеческой цивилизации.
Ясперс выделяет четыре важнейших этапа, на каждом из которых человек начинал движение вперед от новой основы.
Прежде всего, это доистория , или – период, когда человек становится человеком; следующей ступенькой является эпоха великих культур древности , эпоха, когда собственно и начинается история; важнейшее значение имеет третий этап – так называемое осевое время , роль которого в формировании человека современного типа, "одухотворенного человека"; в конце концов, последний этап, который длится и до сих пор – это научно-техническая эпоха , особенность которой еще и в том, что именно отсюда начинается собственно мировая история, история человечества в целом, а не отдельных государств.
Итак, рассмотрим 4 основных этапа истории последовательно.
1. Доистория
Концепция Ясперса: человечество имеет цель, которая нам неизвестна и к осмыслению которой мы стремимся. Однако, доказать научно это положение невозможно, равно как невозможно доказать обратное. Предположения этого единства Ясперс называет постулатом веры. Таким образом, он четко заявляет о своей благосклонности к религиозной традиции в объяснении исторического процесса. История, по Ясперсу, имеет свое начало и свой конец.
Географические свидетельства дают знания о появлении и развитии древнейших культур. Человек постепенно заселяет весь земной шар, значения при этом имеет естественная среда, ландшафт и прочие естественные и социальные факторы. Изменяются разные виды гоминидов, пока, в конце концов, не появляется кроманьонец. С того времени можно вести речь о развитии собственно человека. Отсюда начинается доистория.
Подходов к познанию доистории существует три:
1) древнейший, традиционный – через мифы и образы; 2) современный – через познание того, что было присущее доисторическому человеку (археология); 3) определения того, что осталось у нас от доистории – попытки познать сущность человека.
Развитие человека в доисторическую эпоху – это становление человеческой природы, формирование человека как вида путем наследования определенных качеств – в т.ч. закреплялись фундаментальные черты человека, которым не угрожает исчезновение (в то время как исторические качества приобретаются в ходе передачи опыта и могут быть утрачены). Достояния этой эпохи очевидны – природа создала и отшлифовала настолько стабильный организм, что он не требует дальнейших усовершенствований и сегодня, ведь на протяжении исторического периода человек биологически не изменился.
Итак, на протяжении доистории происходит первое становление человека:
1. Биологическое – формируется ее специфическая физиология.
2. Историческое – осуществляется передача из поколение в поколение опыта, определенных моральных установок, умений и т.п.
Определяющими достижениями в процессе такого формирования человека стали прежде всего:
использование огня и орудий
появление языка
осуществления насилия над собою, которое формирует человека. Проявления такого насилия – в установлении определенных правил, ограничений, в отрыве от естественных корней. По выражению Ясперса, "природа человека – в его неестественности"
образование групп и сообществ.
появление мифов, образного отображения мира. Мифология явила собою форму общественного сознания, определенный способ объяснения мира и места в нем человека.
Все эти изменения подготовили почву для вступления человечества на качественно новый этап развития.
2.Великие культуры древности.
На этом этапе существовали 3 великие культуры: 1) шумеро-вавилонская, египетская и эллинская на Западе, 2) доарийская культура Инда, 3) архаический Китай. Все они исчезают в осевое время.
Этот период был началом исторического развития человечества. Его монументальность, грандиозность не могли исчезнуть бесследно – многочисленные археологические и документальные памятки доносят к нам сведения о тех столетиях.
Среди событий, которые имели определяющее значение на этапе зарождения человеческой истории Карл Ясперс называет: организацию ирригационной системы и связанную с ею необходимость создания аппарата управления и государственной организации; появление письменности, что позволило фиксировать полученное знание и передавать его; появление народов и формирование национальных культур; становление мировых империй; использование коней – ведь всадник впервые начинает сознавать необъятность пространства, вырывается из той среды, где он вырос, познает свободу и расширяет горизонты своего мышления.
На данном этапе преобразование лишь начинается. Великие культуры древности были стабильными, постоянными образованиями, остатками старого мира, который неизбежно должен был погибнуть с переходом человечества на новую ступень. А этот переход уже начинался – формировался современный человек.
3. Осевое время
Происходит большой прорыв – посвящение человечества в тайну неизвестных до сих пор возможностей.
Ось мировой истории – в определении Ясперса, – факт, значимый для всех (например, в западной истории такой осью было Пришествие Христа). Это период 500 г. н.э. – появление человека современного типа (весь процесс происходил на протяжении 800 – 200 г. г. н.э.).
В этот период в разных частях мира жили и действовали Конфуций, Будда, Гомер, Исайя и прочие выдающиеся лица, происходит общий духовный подъем, появление выдающихся произведений. Некоторые ученые склонны рассматривать это как обычное совпадение, но, по мнению автора, это свидетельствовало о прорыве в сознания человека – начинается осмысление бытия в целом, самого человека и его границ. Когда человек постиг величие мира, появляется ужас и ощущение собственной беспомощности.
Почти одновременно на Земле, независимо одно от другого, образовалось несколько духовных центров. Основное, что сближало их, и что, соответственно, было основной характеристикой "осевой эпохи" – это прорыв мифологического миросозерцания, которое составляло основу доосевых культур. Человек, будто впервые, пробуждается к ясному мышлению, возникшее недоверие к непосредственному эмпирическому опыту, а также рационализация отношения к миру и к себе подобным. Именно в этот период с появляются философы, впервые возникает проблема соотношения человека и мира.
Осевое время дает возможность понять всю человеческую историю, ее структуру. Эпоха Возрождения – это возвращение к осмыслению осевого времени. Нельзя абсолютизировать достижения осевого времени, следует признать, что и более поздние эпохи принесли немало духовных достижений. Но это дает ориентир для оценки этих более поздних эпох, для выявления того, что действительно было духовной ценностью.
Осевое время ограничивается 3-мя сферами: Китай, Индия, Запад, но исторически стало всеохватывающим: доисторические народы или воспринимают его, или вымирают.
Между 3-мя сферами существовало глубокое взаимопонимание, они представляют собой одно и то же в 3-х корнях истории, которая становится единой лишь в современную пору. Между ними не только отдельные совпадения, а глубокий параллелизм (лишь в этот период).
В выявлении причин этого явления существуют разные подходы:
достижение человеком определенной степени духовного и физического развития;
взаимопроникновение культур, обмен достижениями;
определенная родственность этих культур;
общие социальные условия.
Ни одно из объяснений, к сожалению, не способно обнаружить всю полноту причин и предпосылок, объяснить все тайны того времени. Ясперс в своей работе не дает собственного объяснения, он акцентирует внимание на том, что такая сложность проблемы свидетельствует о сложности рассмотрения истории вообще, что развитие человечества не может быть изображено простым поступательным графиком.
Значение осевого времени для человека (сегодня): а) выделение того, что может привести к объединению человечества на основании общего опыта (Ясперс вообще склонен прогнозировать довольно идиллическое будущее, которое хотя и зависит от людей, но своей идеей отвечает пророчествам Библии);
б) существование 3-х модификаций призывает к коммуникации между людьми разных культур, разных верований. Глубокий анализ опыта осевого времени, когда в трех регионах планеты параллельно возникали и развивались духовные и религиозные концепции чрезвычайно высокого уровня, подтолкнет людей к отказу от уверенности в исключительности какого-либо верования.
Пробуждение духа, считает Ясперс, есть начало бытия общей истории человечества, которое было разделено на локальные культуры. С того времени человечество неуклонно идет этим общим путем. Поэтому установление взаимопонимания, открытости разных типов общества, религий и культур является жизненно необходимым для человека. Отсюда вытекает особая роль философии, которая с помощью философской веры открывает смысл и назначение истории и призвана объединять человечество на общих духовных основах.
4. Современный этап
После завершения осевого периода человечество продолжает развиваться, новые народы принимают Большой прорыв и таким образом новая эпоха распространяется почти на весь земной шар. Пути трех эпицентров прорыва расходятся. Индия и Китай в своем развитии повторяют или продолжают свое прошлое, их поступательное движение замедляется. Западная культура индоевропейских народов в этот период начинает играть ведущее значение. Европейцы начинают овладевать миром.
В связи с определяющей ролью Запада Карл Ясперс уделяет довольно значительное внимание освещению тенденций его развития. По его мнению, ось западной истории есть Христос и именно христианская церковь есть высочайшая форма организации человеческого духа (она вобрала черты предыдущих культур, высокие идеалы).
Эту мысль нельзя отвергнуть, поскольку христианство, безусловно, осуществило решающее влияние на развитие Западной культуры не только в духовной, но и в политической сфере. Благодаря нему история Запада связана с гуманистической формой сознания.
Своеобразие Запада определяется многими факторами:
географическое разнообразие стало предпосылкой для разнообразия народов, которые развивались в Европе.
идея политической свободы. Впервые она зарождается в Древней Греции и является уникальной. Восточная цивилизация ее не знала;
рациональность, логика. Способность к мышлению, рациональному осмыслению действительности характерна для всех людей, но у западных людей она постоянно преобладает над другими чертами;
осознание реальности мира, в котором утверждает себя человек.
всеобщее не носит характера догмы, допускаются исключения Западная культура даже в христианстве не была последовательной: великое множество направлений есть тому доказательство.
претензия на исключительную истинность религиозных учений, которая порождает усиление напряженности в западном мире, противостояния, которое порождает движение, поиски.
решительность. Европейская культура не воспринимает полутонов, полурешений, и это тоже толчок для противостояний и поисков.
разнообразие самобытных индивидуальностей. Ни одна из восточных культур не отмечается таким количеством выдающихся лиц. Западную же историю двигают вперед сильные фигуры.
Европеец отличается, но не имеет преимуществ над другими народами. Вместе с тем для западной культуры Восток всегда выступал определенной противоположностью, полярностью. Европейцы обращаются к Азии за тем, чего им не хватает.
Определяющая роль романо-германских народов – в создании науки и техники, и тем самым осуществление прорыва глобального характера. В частности, в истории Европы второй осью стали 1500-1800 гг (научно-технические и культурные достижения), когда были заложены основания современной культуры.
Историческая доктрина Ясперса необычайно оригинальна – она не похожа ни на одну из множества исторических концепций Х1Х-ХХ века. И оригинальность эта заключается, пожалуй, не столько в чисто внешнем, схематическом построении (от общих истоков человечества, от доистории, к великим культурам древности, к «осевому времени», к веку науки и техники, когда возникает единый мир человечества – в этом отношении она мало отличается от других исторических концепций), сколько во внутренних смысловых содержаниях основных понятий и категорий, используемых Ясперсом для постижения цели истории. Прежде всего, обращает на себя внимание понятие «осевого времени», введенное Ясперсом и являющееся у него своеобразной точкой отсчета истории как таковой. Временную «ось мировой истории» он относит к середине первого тысячелетия до нашей эры (между 800 и 200 гг. до н.э.) когда произошел самый резкий поворот в истории – появился тип человека нашего времени. В это время в Китае жили Конфуций и Лао-Цзы, в Индии возникли Упанишады, жил Будда, в Иране Заратустра учил о мире, где идет борьба добра со злом; в Палестине выступали пророки – Исаия, Иеремия; в Греции – это время Гомера, Гераклита, Платона и Архимеда. Их учения, их проповеди, их деятельность «высветили» тяжеловесные массы безличной «доосевой» культуры и создали идею личностной, экзистенциальной ответственности перед лицом анонимного бытия в мире. Оно (осевое время) послужило общим истоком для культур Востока и Запада, в силу чего противоположность между этими культурами сказывается заранее лишенной абсолютного смысла. Именно в это время были разработаны основные категории, которыми мы мыслим по сей день, заложены основы мировых религий, и сегодня определяющих жизнь людей. Можно сказать, что история в понимании Ясперса – это объективный процесс в развитии общества. Но было бы неверно утверждать, что любые объективные изменения в обществе – это история, поскольку он выделяет и период, названный им доисторией. «Объективно доистория – поток различных изменений, однако в духовном смысле это еще не история, поскольку история возникает лишь там, где есть осознание истории, традиция, документация, осмысление своих корней и происходящих событий… История – всегда ясное для человека прошлое, сфера усвоения этого прошлого, сознание своего происхождения. Доистория – обоснованное, правда фактически, но не познанное прошлое.
§ 2 «историческое» и «историчное» в философии Ясперса
Уже из самого названия легко определить круг вопросов, о которые идется в этом разделе: это, прежде всего, роль и значение истории, ее характерные особенности.
Ясперс раскрывает свой тезис о значимости истории. По его словам, она представляет собой основу, связь с которой мы сохраняем, если не хотим исчезнуть бесследно. Лишь в контексте исторического знания возможно прийти к пониманию природы человека. Именно поэтому историческое не является для нас чем-то равнодушным, а выступает моментом нашей жизни.
Такая связь проявляется, в частности, потому, что вместе с историей изменяется и наше историческое мышление. Так, сегодня оно определяется осознанием кризиса (речь об этом кризисе уже шла в предыдущей части книги). Понять, ощутить этот кризис помогает нам знание истории.
История – это то, что происходит. Оно пересекает время, уничтожает его и достигает вечного. История – этот всегда процесс, и все должно постоянно изменяться. История не может быть завершенной.
Ясперс выделяет три, на его взгляд, важнейшие свойства истории:
1) история имеет границы, которые отделяют ее от других реальностей: природы и Космоса.
Природа. История существует не сама по себе, а на основе природы. Но природа – неисторичное явление, ее развитие представляет собой лишь простое повторение одного и того же. Объединением этих двух феноменов есть человек. Ведь он есть одновременно и природа, и история. Ясперс убежден, что исторический процесс прервется, если достигнутое нами на протяжении истории исчезнет из жизни.
Космос. Основным фактом нашего существования является наша возможная изоляция в Космосе. Эта изолированность составляет реальную границу истории (вне человеческой жизни на Земле существует лишь пустая в духовном понимании мироздание).
2) в истории есть внутренние структуры, которые формируются путем преобразования индивидуального. История представляет собой переход.
Мы называем историей то, что происходит в пространстве и времени в определенном месте. Для того, чтобы быть историческим, индивид должен быть единичным, неповторимым. Такую единичность можно найти лишь в человеке – в понимании человека не как естественной, биологической, а прежде всего как духовного существа. Историческое – это не просто реальный индивидуум, сосуд всеобщего, – это действительность, которая одухотворяет это всеобщее. То, что мы познаем как исторически особое, разрешает нам двигаться к истории как единому индивидууму.
История представляет собой движение, и чем более радикально это движение, тем более глубокие пласты истины открываются нам. Наиболее ярким подтверждением этого тезиса философа являются переходные эпохи, когда в момент высочайшего напряжения человечество создавало выдающиеся духовные достижения. Так, неповторимая греческая трагедия есть порождение эпохи, когда происходил переход от мифологии к философии как новой форме общественного сознания, нового способа постижения мира. Немецкий идеализм (классическая немецкая философия) создан на сломе между верой и безверием.
Но, по мнению автора, переход не локализуется исключительно на каких-то определенных этапах истории, – он присутствует всегда. Любое, даже величественное, обращенное в вечность событие, есть лишь переходное явление. Именно поэтому мы не можем найти для себя образцы совершенства или абсолюта в достижениях предыдущих эпох; они создавались в время, когда их творцы уже ощущали приближение нового и даже в момент создания начинали свою гибель. Истории вообще не присуща продолжительность, она самая есть переход.
3) единство истории.
Это свойство истории – объект наибольшего внимания Ясперса, оно лежит в основе всей его исторической концепции. Он делает акцент на том, что при всем разнообразии людей, культур, исторических эпох существует нечто важное, что их объединяет. Встречаясь, люди познают себя в другом и самое явление "человек" есть движение к единому.
Философ предлагает целый ряд фактов, которые, по его мнению свидетельствуют о существовании такого единства. Ни один из них его до конца не устраивает, но в каждом он находит определенный аспект общего единства:
* единство человеческой природы, которое не изменилось на протяжении истории.
* универсальность – близость религиозных представлений, форм мышления, орудий и т.п.
* прогресс – единая линия все возрастающего обретения человеком нового. Но это свойство касается лишь знания и умения, а не субстанции человека, его духовных качеств.
* единство в пространстве и времени. Человечество объединено уже самой территорией планеты Земля, а также определенными временными границами.
* существуют и особые виды единения – единство отдельных культур, единство народов в зависимости от языка, происхождения, судьбы, единство религий в их мировом значении, единство государства. Но эти единства не могут дать представления о целостном феномене единства истории человечества.
Поскольку фактический материал оказывается непригодным для выяснения источников такого единства, Ясперс использует другой подход, также довольно известный в истории человеческой мысли. Он делает попытку определить единство как цель. Он приводит несколько концепций всеобщей истории, в которых отображается стремление исторического знания найти свой смысл, но приходит к выводу, что ни одна из подобных конструкций не дает исчерпывающего ответа на поставленный вопрос.
Причина такой сложности в освещении проблемы в том, что использование каждой из отдельных линий развития, каждой группы фактов о разных единствах – это упрощения, и задача исследователя состоит в объединении разных аспектов, постижении единства линий и образов.
В категориальном аппарате Ясперса важное место занимают категории «историческое» и «историчное». «Историчность» подобно трансцеденции недоступна четким определениям, ее смысл устанавливается только в «озарении». «Исторична» экзистенциальная истина, постигаемая с помощью «философской веры». «Исторична» духовная жизнь человека, которая выражается в его эстетических, философских и других взглядах. Именно мысли, чувства человека в конечном счете определяют ход истории. Эта духовная деятельность человека рассматривается Ясперсом как автономная по отношению к изменению производственной деятельности и социальных условий. Поскольку в центре внимания Ясперса человек как субъект истории, как ее творящая сила, как спонтанная деятельность духа, то такие творения человека как традиции, мифы, легенды, возникающие помимо науки, лучше выражают содержание истории, а именно ее историчности, чем научные знания. Под «историческим» же понимается повторяемость событий, сходность явлений и знание о прошлом, получаемое с помощью разума, науки, которое признается менее важным и ценным для самосознания человека и его деятельности. Доминирующее в массовом сознании ХХ века представление о том, что изменяя условия своего существования, человек меняет себя сам, является с точки зрения философа-экзистенциалиста иллюзией. Говоря короче, экзистенциальное понятие историчности ставит под вопрос правомерность и истинность идеи исторического творчества. В экзистенциальной философии человек в его наличном бытии предстает как продукт исторического развития, как само себя формирующее, но не как исторически творческое, т.е. созидающее историю существо. В сущности, здесь поднимается вопрос о соотношении научного и вне научного знания в осознании прошлого. С точки зрения многих философов-марксистов, отличавшихся своей приверженностью сциентизму (абсолютизации роли науки в системе культуры, в идейной жизни общества), любые критические замечания по поводу возможностей науки, любые сомнения в ее всесильности и могуществе воспринимались как крамола, слабость и недомыслие идеологических оппонентов. Даже сама философия (по одним трактовкам только марксистская. А по другим, философия в целом возводилась, (а на самом деле низводилась) до уровня науки. Поэтому и акцентирование неповторимости, самобытности деятельности человека как субъекта истории, неподдающейся рациональному осмыслению, ранжированию, жесткой классификации и типологизации рассматривалось как очередное заблуждение иррационалиста, намеревающегося подорвать учение о неумолимом действии объективных законов общественного развития, их полной познаваемости и возможности однозначного использования для дальнейшей плодотворной деятельности по преобразованию социальных отношений. С точки зрения экзистенциализма историческое развитие не обладает ни целью, ни смыслом. Экзистенциалистская позиция по своей сути не позволяет принять идею поступательности, прогресса в истории. Но речь при этом идет не только о возможных умозрительных спекуляциях, о смысле мировой истории, но и том, что в силу такой установки в корне меняется социальное поведение отдельного человека. Лишенными всякой ценности представляется ориентация на историческое творчество, культурное созидание. Цивилизация рассматривается как декорация, социальная общность как видимость.
§ 3 противоречия в концепции Ясперса В литературе много говорилось о противоречивости философско-исторической концепции Ясперса. Надо обратить внимание на проблематичность ее исходных посылок. Прежде всего, это представление Ясперса о непознаваемости научными и логическими способами сущности исторического процесса и, прежде всего историчности. Это декларирование необходимости относиться к историческому знанию как к разгадке шифров трансцеденции, которые становятся доступными лишь в процессе экзистенциального озарения человека. (Но нельзя не отметить, что ясперсовская система мировой истории носит достаточно ярко выраженный рациональный характер). Далее, это признание духовного мира человека, его переживаний, эмоций главной движущей силой истории, и в то же время утверждения о неизменности человеческой природы, сущности. И еще одно противоречие. Провозглашается, что только духовное признается основой развития человечества. Но этот принцип нарушается при анализе особенностей научно-технического века, когда использование технических достижений в материальной деятельности признается одной из важнейших причин деградации духовной культуры. Новации исторической концепции Ясперса можно было бы резюмировать следующими идеями: мировая история может рассматриваться и познаваться лишь при условии признания идеи исторической целостности; концепция «осевого времени» позволяет высказать суждение о том, что духовный и интеллектуальный потенциал, накопленный в период «осевого времени» составляет основу человеческой духовности вплоть до сегодняшнего дня; историческое познание есть понимание смысла, поэтому рассмотрение всемирной истории суть поиск и объективация ее смысловых значений; собственно историческая, единичная данность в осевое время носит всеохватывающий характер – отсюда возможность возникновения во всемирно-историческом смысле параллелизма в целостности культур их расцвет и развитие; если в доосевое время история разворачивалась как история локализованных культурных процессов, то в осевое время она приобретает универсальный и роковой характер; в постижении смысла истории огромную роль играют мировые религии, а также философская вера, связывающие воедино экзистенцию с трансценденцией, ориентирующие сознание и самосознание человека на представлении о Едином или Божественном; анализ смысловых связей в истории делает историю единым и универсальным знанием об историчности мироздания в целом. «История становится историей в движении к надисторичекому… Рассмотрение истории само не является больше историей».
Глава 2. Некоторые положения экзистенциальной концепции Ясперса Размышляя об окружающем нас мире, о видах и способах бытия, Ясперс расчленяет их на три вида. Первый вид – бытие в мире, предметное бытие, существование. Оно познается рациональными средствами и дает человеку «ориентацию в мире». Второй вид, способ бытия человека – экзистенция. И решить проблему сомнительности существования, его не подлинности Ясперс пытается при помощи этого особого противопоставленного существованию способа бытия – экзистенции, которая, по его мнению, является наиболее глубоким, наиболее отвечающим сущности человека бытием. К такому бытию мы должны стремиться. Только в экзистенции человек является самим собой, не растворяясь в чем-то другом, чужом. Экзистенция, можно сказать, переживание человеком несовпадения двух моделей своего бытия – ожидаемой и реальной, она тем напряженней, чем больше несовпадений. Речь идет о социальном бытии, так как от несовпадения моделей ожидаемого и реального природного бытия напряженности переживания не возникнет. Скажем, когда ребенок узнает, что он не найден в капусте и не принесен аистом, он не страдает и не уличает родителей во лжи, но когда он обнаруживает, что родители все время учившие его честности и справедливости, кого-то обманули и предали, он может быть потрясен. И это смятение души, если оно не устраняется разумным объяснением и понимаем, кладет начало экзистенции. Благодаря экзистенции, которая побуждает человека искать выход из ситуации несовпадения действительного и должного, разворачивается процесс творческого поиска новых состояний человеческого бытия, новых элементов в сознание. Следовательно, экзистенция есть адекватное, штатное состояние человека, а не рефлексия неудачника. Это постоянная напряженность души, побуждающая к активной деятельности, а значит к жизни. Она сохраняется до тех пор, пока есть вера. Развитие личности, индивидуальности, прежде всего, обусловлено реконструкцией системы социальной дифференциации как стержня социальной целостности общества. Также надо отметить, что пребывание в существовании означает гибель собственной сущности человека, т.е. экзистенции, так как существование является, прежде всего, жизнью человека в пространственно-чувственном мире, пронизываемом причинными связями и зависимостями, оно разрывается противоречиями и пропитано страданиями. Экзистенция постигает себя лишь благодаря своему постоянному соотношению с трансценденцией, как и осознание внутренней глубины бытия личности проходит лишь во взаимоотношении с Богом. Фундаментальные проблемы Канта – Бог, свобода и бессмертие души, являющие собой свернутую формулу смысла человеческой жизни, Ясперс трансформирует в проблемы трансцеденции, свободы и экзистенции. Казалось бы, трансценденция может обеспечить изначальную устойчивость человеческой экзистенции. Однако Ясперс не усматривает гармонии в экзистенции. Напротив он до предела заостряет проблему противоречивости экзистенциальной целостности. «Из всего живого только человек знает о своей конечности, – пишет он. – В качестве незавершенности его конечность становится для него чем-то большим, что открывается в простом познании конечного. В человеке заключена потерянность, из которой для него вырастает задача и возможность. Он обнаруживает, что находится в отчаянном положении, но так, что этим ему предъявляется настойчивое требование возвысится посредством свободы. Этим объясняется, что описания человека отличаются поразительной противоречивостью, что в нем видят, то самое ничтожное, то самое великое существо». В чем же видит Ясперс причину «потерянности» и «отчаянного положения» человека, что мешает ему избавиться оттого, что его экзистенция может уподобляться комплексу неполноценности, рефлексии неудачника? Жизнь в экзистенциализме понимается как ценность в ее социализированном проявлении, включение человека из системы социальных связей лишае жизнь какого-либо смысла, и она перестает быть ценностью. Типичный пример такого обесценивания – полная изоляция человека от общества или попадание его в абсолютно чужую социальную среду, что тоже есть полная изоляция от «своего» общества. В этом случае экзистенция либо просто угасает и сменяется апатией, либо она до предела активизируется и перерастает в страсть целеустремленной деятельности (подготовка побега узником). Следовательно, в обществе у человека не обязательно возникает страх смерти при понимании им своей реализованности, которая может быть воплощена в долгой размеренной жизни, а может спрессоваться в одном поступке. Здесь есть чувства, но нет экзистенции. Ее главный момент – несовпадение внутреннего и внешнего бытия человека, неадекватное восприятие его поступков, непонимание его мыслей, нетождественность данности мира ему и другим людям, вплоть до чувственного восприятия. Есть контакт, но нет связи; есть общение, но нет понимания. Экзистенция – это социальное бытие человека с искаженной обратной связью, это драма не понятой истины индивида. Значит, «неподлинное бытие» человека продуцируется отношениями с другими людьми. Именно они создают напряженность экзистенции, обуславливают потребность в свободе как единственном способе вырваться из плена конечности. Такими порождающими человеческую экзистенцию отношениями являются отношения неравенства, ибо в равенстве экзистенция просто не возникает, и никакие трансцендентные силы не способны зажечь мятущийся огонь экзистирования. И отчаянность положения человека состоит в том, что эти отношения неравенства не преодолеть и, следовательно, из конечности, а по сути из ничтожности бытия не вырваться. Таким образом, сущность экзистенции состоит в попытке выразить реальное бытие в символах ценностного сознания и, исходя из этого, найти рациональные решения ценностно выраженных реальных проблем. Снятие экзистенциального напряжения может обеспечить, отказавшись от ценностного сознания вообще, но тогда вместе с ним исчезает и сам человек, так как собственно человеческая деятельность, без ценностных установок и ориентиров теряет свой смысл и значение, свою направленность. В реалиях общественной динамики экзистенциальные противоречия разрешаются на пути трансформации ценностного сознания.
Глава 3. Философская вера
§ 1 Постановка проблемы нигилизма в философии Ясперса Определяя свое отношение к философскому наследию, К.Ясперс писал: «Все великие философы являются нашими воспитателями. В общении с ними раскрывается наше сознание бытия в форме наших стимулов, оценок и целей». Они «обладают своей единственной, неповторимой ценностью благодаря тому, что ведут к источнику, опираясь на который мы определяемся в философии… Последним философом, который мог содействовать в нас этому процессу в полном объеме возможного бытия, в источниках и пределах человека является Ницше». Заслуги Ницше, по убеждению Ясперса, заключаются в том, что он «возвратил философскому стимулу, который в так называемой университетской философии того времени не мог найти своего удовлетворения, его первоначальные проблемы. Философия, превращенная в дело человеческого рассудка, снова стала делом человека в целом». Прежде всего, Ясперса в философии Ницше привлекает проблема человека, человеческого бытия, которая в экзистенциализме является предметом первоочередного рассмотрения. При этом сама проблема акцентируется таким образом, что Ницше был одним из первых мыслителей, обративших внимание на потерянность, заброшенность, бесприютность человека в современном мире, указавших с болью в сердце на опасность нигилистического обесценивания личности, деградации и вырождения человеческого типа. В истолковании причин нигилизма Ясперс опять-таки обращается к Ницше, идеи которого, касающиеся этого явления, полны зловещей убедительности. Причины нигилизма коренятся, прежде всего, в психическом надломе человека, в психически описанном факте девальвации ценностей. Разумеется, Ясперс не может согласиться со своим предшественником в оценке христианских ценностей как «большой фикции», вырастающей из платоновско-христианской концепции «истинного мира». Напротив, они сохраняют свое непреходящее значение, являются стержнем западной культуры; они обесцениваются лишь в сознании массы, потерявшей веру в бога. Одной из предпосылок их девальвации является «вера в категории разума»: люди слишком легкодумно полагались на его всемогущество и теперь, разочарованные, погруженные в мрачное неверие, движутся к границам ничто. В размышлениях Ясперса отчетливо пробивается духовное современной действительности, выявляются новые признаки болезни, которые раньше отмечались как сопутствующие симптомы.
§ 2 Понятие и смысл философской веры как возможное решение проблемы нигилизма Ясперс показывает, что связь человека с Богом, экзистенции с трансценденцией осуществляется также и посредством философской веры, существующей в мышлении отдельного индивида и опирающейся на предание. Философская вера – это вера в общение людей друг с другом, вера в коммуникацию. Ведь людей соединяет истина, а не ложь, именно в общении, в коммуникации следует искать все истоки истины. Свою работу «Философская вера» Ясперс предваряет вопросом: «Из чего нам исходить и к чему идти в нашей жизни?» Формулируя ответ, он подчеркивает, что в философии существует два противоречивых подхода к решению этой проблемы. Один предусматривает веру в откровение, другой – в человеческий разум, науку, познание. Однако оба эти подхода не соответствуют реалиям сегодняшнего дня, «они противоречат серьезности, с которой мы философствуем сегодня, когда философия перестала быть служанкой науки, как в конце Х1Х века, и не вернулась к положению служанки теологии». Названные альтернативы, считает Ясперс, используются скорее как средство для запугивания людей, дабы лишить их дарованной им Богом ответственности за себя, подчинить слепой власти случая, что в конце концов приведет к исчезновению собственного бытия человека. Как новый путь в интеллектуальном поиске смысла бытия Ясперс рассматривает философию, философствование «открытости нашей человеческой сущности; от философии не следует отрекаться, особенно сегодня». Идея человека, по Ясперсу, институционализирована в понятии философской веры. Не случайно он подчеркивает: «Философская вера есть вера человека в свои возможности, в ней дышит его свобода». Философская вера всегда остается в границах разума; ее важнейшее качество -– скептицизм, т.е. признание того, что на некоторые вопросы не может быть дан рациональный ответ. Центральное понятие в концепции Ясперса, позволяющее уяснить смысл его философствования – коммуникация. Способность к философствования присуща каждому человеку, она позволяет установить истинную коммуникацию, то есть создать возможность общения. Условием экзистенциального общения, по Ясперсу, является общая судьба, «общая ситуация», делающая возможным взаимопонимание двух, трех, нескольких людей. Условием же общечеловеческой коммуникации он считает общедуховный исток всего человечества –«осевую эпоху» как корень и почву общеисторического бытия. Ясперс уверен: если человечество отречется от своей общности в судьбе и вере, от общности высших духовных ценностей, спасающих человека в самых трудных, пограничных ситуациях, то возможность человеческого общения и взаимопонимания оборвется, а это может, по мнению философа, закончится мировой катастрофой или экологическим катаклизмом. Поэтому решение проблемы общечеловеческих ценностей, поиск путей достижения взаимопонимания, открытости друг другу различных типов обществ, народов, религий для Ясперса является насущной задачей философии. «Перед лицом грозящих уничтожением опасностей мы должны, философствуя, быть готовы ко всему, чтобы мысля, способствовать сохранению человечества в своих высших возможностях». Этим и определяется особая роль философии в современном мире.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Создание концепции всемирной истории остается лишь задачей; ее, в частности, и старался решить Ясперс. Созданная им схема мировой истории, по его мнению, наиболее отвечает требованиям открытости, единства и эмпирической реальности.
Он старается достичь исторического единства с помощью определения общего для человечества осевого периода. Реальное осевое время – это воплощение идеальной вехи, вокруг которой двигается объединенное человечество, здесь раскрывается то, что является общим и важным ля всех, взаимосвязь человечества находит свое выражение в безграничной коммуникации.
Понятие “осевого времени”, введенное Ясперсом, является у него своеобразной точкой отсчета истории как таковой. Временную “ось мировой истории” он относит к середине первого тысячелетия до нашей эры (между 800 и 200 гг. до н.э.) когда произошел самый резкий поворот в истории – появился тип человека нашего времени.
Предложенная схема разрешает лишь определиться с единством предыдущей истории, но единство истории в понимании полного единения человечества никогда не будет завершено. Такое единство, по мнению Ясперса, есть граница истории, ее начало и конец.
Карл Ясперс не только характеризует ведущие периоды развития человечества с точки зрения реализации духовной и социальной сущности человека, не только делает попытку осмыслить важнейшие тенденции современности, которые дают нам возможность спрогнозировать будущее, но и раскрывает те глубинные сущностные черты истории, которые характеризуют исторический процесс в целом.
Можно выделить основные положения в концепции Ясперса:
мировая история может рассматриваться и познаваться лишь при условии признания идеи исторической целостности; концепция “осевого времени” позволяет высказать суждение о том, что духовный и интеллектуальный потенциал, накопленный в период “осевого времени” составляет основу человеческой духовности вплоть до сегодняшнего дня;
историческое познание есть понимание смысла, поэтому рассмотрение всемирной истории суть поиск и объективация ее смысловых значений; собственно историческая, единичная данность в осевое время носит всеохватывающий характер – отсюда возможность возникновения во всемирно-историческом смысле параллелизма в целостности культур их расцвет и развитие;
если в доосевое время история разворачивалась как история локализованных культурных процессов, то в осевое время она приобретает универсальный и роковой характер;
в постижении смысла истории огромную роль играют мировые религии, а также философская вера, связывающие воедино экзистенцию с трансценденцией, ориентирующие сознание и самосознание человека на представлении о Едином или Божественном;
Что ожидает нас в будущем? Его движение Ясперс характеризует тремя тенденциями, связанными с понятиями «тоталитаризм», «мировой порядок» и «вера». Ясперс верит в единый мир без единой «повседневной» веры, веры догматической, нетерпимой. Тем, кто считает маловероятным возникновение единого мира без подобной единой веры, Ясперс решительно возражает: «Обязательный для всех единый мировой порядок (в отличие от мировой империи) возможен именно в том случае, если многочисленные верования останутся свободными в своей исторической коммуникации, не составляя единого объективного общезначимого содержания веры. Общей чертой всех верований в их отношении к мировому порядку может быть только то, что все они будут стремиться к такой структуре и основам мирового сообщества, в которых каждая вера обретает возможность раскрытия с помощью мирных духовных средств». Утверждение подобного мирового порядка, распространение философской веры являются, по мнению Ясперса, свидетельством того, что общечеловеческая коммуникация не будет прервана и каждое новое поколение людей, каждый человек будут ощущать себя звеном в «сокровенно-открытой» цепи свободно ищущих, свободно творящих людей; свободно творящих общие духовные ценности, общую историю человечества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Философия истории / Сост. Ю. А. Кимелев. – М.: Аспект Пресс, 1995.
2. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Алейтея, 1996.
3. Современный экзистенциализм. – М.: Наука, 1979.
4. Аверинцев С.С. Ясперс // Философская энциклопедия. – М., 1991.
5. Хюбшер А. Мыслители нашего времени. – М.,1975.
6. Философия: курс лекций. – М.: Юристъ, 1999.
7. Миронова Я. Ясперс // Современная западная философия: словарь. – М., 1991.
8. Краткая философская энциклопедия. – М.: Прогресс – Энциклопедия, 1994.
9. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М. 1994г. С.56
10. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.1994г. С 345
11. Ясперс К. Ницше. Введение в понимание его философствования. Берлин. 1950. С.453
12. Ясперс К. К значению Ницше в истории философии // Отчет и мгновение. Мюнхен. 1951 С.389
13. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М. 1994г. С. 238
Если многообразных фактов, свидетельствующих о наличии единства или указывающих на него, недостаточно для того, чтобы конституировать единство истории, то, быть может, следует найти иной исходный пункт. Единство - не фактическая данность, а цель. Быть может, единство истории возникает из того, что люди способны понять друг друга в идее единого, в единой истине, в мире духа, в котором все осмысленно соотносится друг с другом, все сопричастно друг другу, каким бы чуждым оно ни было. Единство вырастает из смысла, к которому движется история, смысла, который придает значение тому, что без него была бы в своей разбросанности ничтожным.
Цель может выступать как скрытый смысл, который никто не имел в виду; но наблюдатель пытается истолковать его и проверить или видит в нем свою осознанную задачу, проявление воли к единству.
1) Целью считают цивилизацию и гуманизацию человека. Однако в чем сущность этой цели вне упорядоченного существования, ясно не определена цель сама исторична,? качестве упорядоченного существования целью является правовое устройство мира. Путь истории ведет от разбросанности к фактическим связям в мирное и военное время, а затем к совместной жизни в подлинном единстве, основанном на праве. Такое единство открыло бы в рамках упорядоченного существования простор всем творческим возможностям человеческой души и человеческого духа.
2. Целью считают свободу и сознание свободы, все, что до сих пор происходило, следует понимать как попытки осуществить свободу.
Но что есть свобода - это еще само должно открыть себя на своем уходящем в бесконечность пути.
Воля к созданию основанного на праве мирового порядка не ставит своей непосредственной целью свободу как таковую, но только политическую свободу, которая открывает в существовании человека простор всем возможностям подлинной свободы.
3. Целью считают величие человека, творчество духа, привнесение культуры в общественную жизнь, творения гения.
В основе всегда лежит стремление к наибольшей ясности сознания. Единство смысла возникает там, где человек в пограничных ситуациях наиболее полно осознает самого себя, где он ставит наиболее глубокие вопросы, находит творческие ответы, способные направить и определить его жизнь. Это единство, основанное на величии человека, достигается не распространением орудий и знаний, не в ходе завоевания и создания империй, не посредством таких предельных форм в устремлениях человеческого духа, как губительная аскеза или воспитание янычар*, вообще не в долговременности и стабильности институтов и фиксированных норм, а в светлые минуты самопостижения, сущностного откровения.
Это сущностное может быть точкой, исчезающей в потоке исторических событий. Но может стать и неким ферментом, воздействующим на все происходящее. Может оно и остаться бездейственным воспоминанием, готовым оказать воздействие, вопросом, обращенным к будущему. А быть может, в мире и не прозвучит эхо, способное достигнуть его на недосягаемой высоте, и оно исчезнет, не оставив воспоминания, существуя только под знаком трансцендентности.
То, что подобные вершины представляются нам неизмеримо значимыми, связано с их причастностью к тому единству, которое мы постоянно видим перед собой, но никогда полностью не постигаем, к единству, к которому движется история, из которого она возникла и для которого она вообще существует.
4. Целью считают и открытие бытия в человеке, постижение бытия в его глубинах другими словами, открытие божества.
Подобные цели могут быть достигнуты в каждую эпоху, и действительно - в определенных границах - достигаются; постоянно теряясь и будучи потерянными, они обретаются вновь. Каждое поколение осуществляет их на свой манер.
Однако тем самым еще не достигнута единственная, основная цель истории. Более того, нас все время призывают отказаться от воображаемой цели в будущем и следить за тем, чтобы не упустить то, что нам дано в настоящем.
Абсолютное единство цели не достигается в толковании смысла. Любая формулировка, даже если она выражает наивысшее, направлена на цель, не являющуюся наивысшей, во всяком случае не в том ее значении, что все остальные цели могут быть выведены из какой-либо определенно мыслимой цели, и тем самым единство цели открыло бы нашему взору весь смысл истории. Поэтому все предполагаемые цели действительно становятся историческими факторами, если к ним стремятся или в них верят, но они никогда не становятся чем-то таким, что выходит за рамки истории.
Смысл в качестве предполагаемого смысла всегда присущ сознанию человека в своих многообразных формах. Мы, люди, возвышаемся в нем к единому, о котором у нас нет конкретного знания.
Однако это стремление познать единый, всеохватывающий смысл, верить в него всегда сохраняется.
И если каждый абсолютизированный смысл неминуемо оказывается несостоятельным, то новые поколения в лице своих философов вновь обращаются к поискам всеобъемлющего смысла, который бы господствовал в истории и продолжал бы господствовать в ней, и теперь, когда он понят, мог бы быть воспринят нашей волей в качестве мыслимого руководящего нами смысла (это произошло в христианской философии истории, в учении Гегеля, Маркса, Канта и других).
Такое единство предлагают нам в тотальной интерпретации истории.
3. Единство в тотальной концепции истории
В попытке постигнуть единство истории, т. е. мыслить всеобщую историю как целостность, отражается стремление исторического знания найти свой последний смысл.
Поэтому при изучении истории в философском аспекте всегда ставился вопрос о единстве, посредством которого человечество составляет одно целое. Люди заселили земной шар, но были разбросаны по его поверхности и ничего не знали друг о друге; они жили самой разнообразной жизнью, говорили на тысяче различных языков. Поэтому тот, кто раньше мыслил в рамках мировой истории, создавал из-за узости своего горизонта это единство ценою его ограничения - у нас Западным миром, в Китае - Срединной империей. Все, что находилось вне этого, сюда не относилось, рассматривалось как существование варваров, первобытных народов, которые могут быть предметом этнографии, но не истории. Единство заключалось в следующем: предполагалось наличие тенденции, в соответствии с которой все, еще неизвестные, народы мира будут постепенно приобщаться к одной, т. е. собственной, культуре, введены в сферу собственного жизненного устройства.
Если вера всегда исходила из того, что в истории существует причина и цель, то мысль хотела обнаружить их в конкретной истории. Конструкции единой истории человечества были попытками объяснить знание о единстве либо божественным откровением, либо способностью разума.
Поступь бога в истории стала для людей Запада зримой в последовательности актов сотворения мира, изгнания из рая, изъявления божественной воли устами пророков, спасения, явления Бога людям на рубеже времен, предстоящего Страшного суда. Все то, что впервые утверждали иудейские пророки, что впоследствии было переработано в духе христианского учения Августином, повторялось и изменялось от Иоахима Флорского до Боссюэ, секуляризовалось Лессингом и Гердером*, а затем Гегелем; это всегда - представление о единой целостной истории, в которой все имеет свое место. Здесь выступает последовательность основных принципов человеческого существования, которые, будучи познаны во всей своей глубине, учат тому, что, собственно говоря, есть и что происходит. Однако эта конструкция - при всей величественности веры в нее и ее воплощений в течение двух тысячелетий - оказалась несостоятельной.
а) Если я знаю целое, то каждое человеческое существование занимает в этом целом определенное место. Оно существует не для себя, его предназначение - прокладывать путь. Оно соотносится с трансцендентностью не непосредственно, а посредством своего места во времени, которое заключает его в некие рамки, превращает его в часть целого. Каждое человеческое существование, каждая эпоха, каждый народ является звеном цепи. Против этого восстает изначальное отношение к божеству, бесконечность всеобъемлющего, которая всегда может быть целостной.
’СМЫСЛ И НАЗНАЧЕНИЕ ИСТОРИИ’
(‘Vom Ursprung und Ziel der Geschichte’, 1949) - произведение Ясперса. Ясперс выдвигает концепцию всемирно-исторического процесса, ориентированную на обнаружение его единства. Данное единство трактуется не как результат саморазвертывания некоей тотальности по жесткой схеме, но как общий итог смысловых проблем человека. Ясперс структурирует историю на четыре периода: доисторию, эпоху великих культур древности, ‘осевое время’ и научно-техническую эпоху. Доистория - период овладения огнем (‘прометеевская эпоха’), возникновения языков, начала использования орудий, возникновения ‘формирующего человека насилия над самим собой’, образования групп и сообществ, возникновение мифа. В эту эпоху история и историческое сознание в собственном смысле слова отсутствуют, т.к. отсутствуют осознание истории, традиция, документация, осмысление своих корней и происходящих событий. Доисторическое становление человека есть формирование человека как вида, его результат - формирование биологически наследуемых свойств. История как таковая, по Ясперсу, возникает с возникновением в 5-3 тысячелетиях до н.э. высоких культур (шумеро-вавилонская и египетская культуры и эгейский мир; доарийская культура долины Инда; древний Китай). Непосредственными причинами начала истории Ясперс полагает создание централизованной государственной системы (в целях решения проблем ирригации), открытие письменности (и становление духовной аристократии писцов), возникновение народов, осознающих свое единство, с общим языком, общей культурой и общими мифами, использование лошади. Следующий исторический период - ‘осевое время’ - связан с формированием духовных начал человечества в период 8-2 вв. до н.э. параллельно и независимо у ‘осевых народов’, к которым относятся китайцы, индийцы, иранцы, иудеи и греки. Именно в этот период формируется современный антропологический тип в духовном, а не биологическом смысле. Прорыв ‘осевого времени’ конституирует, согласно Ясперсу, превращение человека в ‘свободную личность на основе самосущей экзистенции’. Мифологическое сознание разрушается, проблематизируя для человека его существование. В этот период творят Конфуций, Лао-Цзы, Будда, Заратустра, иудейские пророки, греческие мыслители. ‘Человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы. Перед ним открывается ужас мира и собственная беспомощность. Стоя перед пропастью, он ставит радикальные вопросы, требует освобождения и спасения. Осознавая свои границы, он ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного’. Последствия ‘осевого времени’ были фундаментальны для всего мира, а его окончательное значение, как полагает Ясперс, все еще не проявилось полностью. На этом этапе история становится мировой историей, историей единого человечества, в отличие от локальных историй предшествующего этапа. Становление научно-технической эпохи Ясперс относит к 17-18 вв. Наука и техника становятся принципиально новым фактором развития человечества. Возникновение науки Ясперс считает ‘тайной истории’, но называет факторы, стимулировавшие ее возникновение. Их основой называется библейская религия, породившая дух стремления к истине, познанию мира и проходящего через сомнение борения за свои идеалы и принципы. Однако утрата глубинных смысложизненных ориентиров привела к негативным последствиям научно-технического прогресса, к омассовлению, к нивелированию личности. Тем самым утрачивается связь человека с историей, с вершинами человеческого духа. Человек попадает под власть науки и техники, утрачивает контроль над ними (‘демонизм техники’). Ситуация современного мира характеризуется доминированием масс, распадом традиционных ценностей, нигилистическими тенденциями в смысложизненной сфере. Корни этой ситуации Ясперс обнаруживает во влиянии Просвещения, Французской революции и философского идеализма. Преодоление негативных социокультурных тенденций связывается философом с принятием в качестве безусловной цели свободы. В современном мире достижению свободы могут способствовать идеи социализма, мирового порядка и веры. Социализм выражает принцип рационального планирования. Мировой порядок связан со становлением комплексного подхода к общим для всего мира проблемам. Это не мировая империя, но единство усилий суверенных государств по решению глобальных проблем. Идея мирового порядка неосуществима без наличия веры, дарующей силу, терпимость и одухотворенность в деятельности. Согласно Ясперсу, вера не предполагает унификации верований; общей чертой всех верований в их отношении к мировому порядку может быть только принятие принципов мирового сообщества, в котором каждая вера обретет возможность раскрыться с помощью мирных духовных средств. Ясперс указывает на вероятность продвижения человечества к новой ‘осевой эпохе’, конституирующей единство человечества на основах любви и свободной коммуникации.
Loading...